Saturday 5 September 2009

Неделя десять - волонтерство и Том Стоппард

Чтобы не осатанеть от замкнутости круга общения пошла волонтерить в библиотеку. Лучше бы куда-нибудь по специальности, но там давка. Но поиски продолжаются. Волонтерство оказалось на так страшнО, как им пугают на форуме. Даже в больницах это по большей части указание направлений посетителям, раскладывание карточек в регистратуре и, вероятно, самое жуткое для совков - to befriend patients, человеческим общением смягчать тягость нахождения в казенном доме. А уж в библиотеке, чего там.

Библиотека занимала здание, в котором чуть не четверть жизни прожил сэр Исаак Ньютон. До сих пор такие штуки пугают. Что Терри Праттчетт - не только буквы на обложке, а вот живой человек, который сидит и книжки надписывает. Что можно пойти в театр посмотреть на Кевина Спейси или там Джуда Лоу. Или какая-нибудь программа Барбикана - Гергиев, Бартоли, Ярусски, Йо-Йо Ма и так далее. Так потом и думаешь - ну надо же было где-то Ньютону жить. Где-то надо Бартоли выступать, и если не в Барбикане - то, блин, где?

Библиотека специализируется на искусстве (за исключением музыки, которая составляет главный предмет для соседней библиотеки) и законодательстве. После войны библиотеки чуть не по жребию выбрали специализацию - кому досталась история театра и архитектура, кому садоводство и машиностроение. В семьдесят третьем году в ходе создания Британской Библиотеки исследовательских овец отделили от публичных козлищ и статус библиотеки изменился на "библиотека первого доступа", то есть, места, куда страждущие идут утолять жажду знаний в первую очередь, без каких-либо заявок и обоснований природы интереса. И они идут. Журналисты, пишущие о театре, студенты, чудовища, собирающиеся снимать независимое кино, но не имеющие денег на "Film making for dummies", чудовища, ищущие финансирование на свой первый независимый фильм (The Knowledge, справочник обо всех фирмах и сервисах, связанных с киноиндустрией, включая финансовые, едва ли не прикован цепью к столу библиотекаря), и просто захожие за халявным интернетом. Несколько лет назад один судья вынес неосторожное решение - заявил в ratio decidendi некого дела, что слово в парламентском акте должно пониматься в том смысле, в каком оно понималось во время обсуждения в парламентских комиссиях, то есть одним махом расширил объем нормативной базы во всех областях юриспруденции, и библиотека застонала от нашествия полчищ юристов, поток которых остановила только просветительская работа по части обучения чтению индексов, опубликованных онлайн.

Так, о чем я. Волонтерство. "Языком владеешь? Ну иди марки клеить." Я была очень рада услышать свою первую задачу - помочь Эвелин со статистикой. До тех пор, как узнала, что это означает слить воедино два шкафа статистических справочников (экономических и остальных) и выполоть (to weed) старье, гыгыгы.
______________________________

На той же неделе ходили в театр Герцога Йоркского смотреть "Аркадию" Тома Стоппарда. Великую "Аркадию" великого Тома Стоппарда. По всей видимости, благоговение перед автором не позволило режиссеру и писк собственный вставить даже непосредственно театральными ("Мы не скажем, а покажем") средствами. Более того, он умял немаленькую пьесу в два с половиной часа, практически ничего не выбрасывая - в результате все действие пролетает по сцене как паровоз с составом, в котором комедийные вагоны различаются вполне хорошо, но вот улавливать, что там на философских платформах, уже не так просто. Для иллюстрации - нейтив спикер, достаточно образованный, чтобы не нервничать на естественнонаучных пассажах в пьесе, выходя на улицу после спектакля, поинтересовался, где бы можно было купить текст, чтобы почитать и разобраться. Принципы выбора кусков на выброс тоже оказалось загадкой - вырезали историю публикации Ханной книги, что сделало непонятным, зачем Бернард пытается скрыть свою фамилию, вся линия исследовательской смелости ('Because you have no guts!') несколько упростилась и реплики вроде "Лучше было бы предоставить это вашим коллегам?" потускли. Хлою купюры сделали меньшей дурой, чем она есть в пьесе, и что-то в линии про исчезнувшее письмо Байрона тоже потерялось. А может, просто промчало так быстро, что я зевнула.

Самым Единственным неожиданным образом для меня оказалась Томасина, выставленная эдакой блаженной - гениальной дурочкой, толстой, громкой и очкастой. Но она в любой постановке оказалась бы убийственной ролью, потому что или у вас есть для нее потрясающий ребенок вроде Дакоты Фэннинг (посмотрели "Push", рассчитанный на аудиторию двенадцатилетних, с ней, и весь фильм сидели отвесивши челюсти, она невероятна, в особенности на фоне окружающего ее дубла), или вы начинаете виться ужом по сковородке.

Про Эда Стоппарда на имдб написано, что он актер. Это не совсем правда. Он старается, но елки-моталки, не лучше ли было пригласить на роль Валентина, не самую одномерную роль, кого-нибудь, кто пусть и не Стоппард, но помнил бы текст и не мялся бы так мучительно на сцене. Да, у Стоппарда Валентин тоже мнется, но у Стоппарда Валентин мнется совсем не так, как он мнется у Стоппарда. На самом деле, роль потомка, не знающего куда себя примкнуть, для Стоппарда-младшего, будь он сколько-нибудь актер, была бы чистым подарком - монолог с охотничьими книгами в наследстве ух как бы можно было разукрасить. Я даже грешным делом подумала, не в расчете ли на наследника роль писалась - в 93-м году Эду было 19 лет, достаточно для определения как профессиональных склонностей, так и меры отпущенного таланта, но потом мыслюшку оставила - что за глупости, в самом деле.

Саманта Бонд (Мисс Манипенни в "Умри, но не сейчас") в роли Ханны оказалась прекрасна, не пережав ни лирическую сторону, ни интеллектуальную. Бернард (Нил Пирсон)... ух, какой был Бернад. Какой надо был Бернард - хам, делец, позер, и при этом никакого сомнения в натуральности его исследовательской жажды не возникало ни на минуту.

В любом случае, "Аркадию" испортить чертовски трудно, она сама по себе настолько мощная, что легко бы вытащила на себе даже чтение по ролям косноязычными школьниками (что косноязычные школьники и делают - Живой Классик, оказывается, здесь популярен на уроках драмы). Итого: фана оказалось чуть меньше, чем ожидалось. Море минус одно ведро.

2 comments:

janez said...

А почему Септимус должен быть сложный? То есть, при желании, конечно, роль центральная, но по умолчанию там только шалопай, каким, скажем, принято изобржать Пушкина в отечественной традиции и Моцарта - во всеобщей.

janez said...

Я бы сказала, что пьесе достаточно указаний на характер персонажей. Конечно, любыми из них можно пренебречь, но если ставить так, как написано, они вылезут неизбежно.

Валентин - не просто так зануда, он интеллектуально честен (садится и прорешивает вычисления Томасины, вместо того, чтобы держаться того, что предполагает обыкновенный здравый смысл), он невротик, для которого исследования - с одной стороны, эскапизм ("Сколько шума кругом! Сколько шума!"), с другой - вполне приземленная прагматичная штука ("А дальше что?" - "Дальше? Публикация"). Он не очень понимает своего предназначения в мире, и слегка завидует Ханне, свободной от такого рода экзистенциальных проблем. Ну и, понятно, да, его какие-то неуместные и неуклюжие чувства к Ханне прописаны в тексте довольно явно.

А Септимус сходит с ума за сценой, и готовить его к трагедии сквозь все карнальные объятья ("Да, беседка, я не исключаю, да, грот... Но китайский мостик! Китайский мостик - это уже слишком!") - слишком трудоемкая, и, хуже того, времяемкая задача, которая, к тому же, уже решена демонстрацией судьбы сада. Септимус призван олицетворять Аркадию - целостность и здоровье, безмятежное удовольствие, гармонию тела, духа и разума, и усложнять его образ - идти против композиции пьесы. Как-то так, мне кажется.